Такие разные слёзы…

Ох, уж этот период адаптации! Он тяжело отражается на детях, а на их родителях иногда еще тяжелее. Трудно приводить ребёнка в сад, каждое утро, выслушивая его плач, отдавать плачущего в группу, трудно поверить, что потом он всё-таки успокаивается и играет без слёз. Иногда адаптирующийся ребёнок играет тихо и спокойно, но стоит появиться маме, которая уже пришла за ним, как малыш разражается слезами, и со слезами идёт к ней. Попробуем же разобраться, почему и кому дети плачут в детском саду.

Многолетний опыт работы в ясельной группе позволяет нам различать детский плач. Ведь, по большому счёту, почему здоровый ребёнок плачет? Потому что ему: 

а) страшно

б) больно

в) что-то не нравится. 

В самый начальный период адаптации дети плачут, потому что им страшно (страшно оторваться от мамы, до этого момента неразрывно присутствующей рядом с ребёнком), и потому что им не нравится новая ситуация, когда они находятся в незнакомом месте с незнакомыми людьми. Маленькие дети не умеют выразить своё неприятие ситуации иначе, чем плачем. Это мы, взрослые, реагируя на неприятное положение, можем сморщить нос, сделать недовольное лицо, выразить словами своё недовольство (никому не нравится стоять в длинной очереди, к примеру, или долго ожидать приёма, или толкаться в переполненном транспорте). Дети ясельного возраста (2-3 года) еще не умеют терпеть и ждать, и поэтому своё недовольство ситуацией выражают как могут – слезами. 

Также во время адаптации проявляется довольно своеобразный плач-протест. Протест против новых порядков и требований, с которыми сталкивается ребёнок, и которые ему не нравятся (Например: просишь надеть штанишки после туалета – в ответ протестующее «Нет!» и демонстративное убирание рук за спину. Во время обеда ложку не берёт, хотя есть самостоятельно умеет. В ответ на просьбу кушать, выдается претензия «Меня мама кормит!». На просьбу обуть сандалики рыдает «Я не могу, обуй меня», хотя прекрасно умеет обуваться сам; и т.п.). Такой плач-протест исчезает под влиянием двух факторов – постоянством требований к ребёнку от взрослых, которые физически не могут делать всё за него; и стремлением самого ребёнка к самостоятельности, как только он понимает, что своими протестами ничего не добьётся, а пропустит много интересного из жизни группы. Ещё большую роль играет похвала взрослого, когда ребёнок наконец-то проявляет свои навыки самообслуживания. 

Если плач из страха потерять маму после адаптации проходит довольно быстро (ребёнок каждый день убеждается, что мама никуда не делась, а пришла за ним, как и обещала), то другой вид плача остаётся надолго. Это плач как требование внимания. 

Как правило, злоупотребляют им единственные дети в семье, избалованные дети, или дети часто болеющие и слабенькие. К таким детям родители проявляют повышенное внимание и постоянную гипертрофированную заботу, стремясь во что бы то ни стало вырастить ребёнка, не пролившего ни единой слезинки. Дети, привыкшие к постоянному усиленному вниманию и заботе родителей, требуют такого же повышенного внимания от воспитателей. Просто они выросли в такой реальности, где всё внимание взрослого достаётся им, и только им. Таким детям очень трудно привыкнуть к пребыванию в группе детского сада, где внимание воспитателя распределяется между всеми детьми. Они привычно требуют внимания только к себе, добиваясь этого единственным известным им способом – плачем. 

Детский плач, как требование внимания, может проявляться не только утром, но и в течение дня. Ребёнок ходит хвостиком за воспитателем или няней, и жалобно хнычет, заглядывая в глаза. Поскольку реалии современного детского сада не позволяют уделять одному ребёнку слишком много времени и внимания  (переполненность групп и зачастую нехватка персонала), то плач как требование внимания постепенно сходит на нет. Дольше такое поведение удерживается у детей, которым родители продолжают оказывать повышенное внимание дома, мотивируя это их слабостью, болезненностью и просто возрастом. Но со временем и такие дети привыкают к новой для них обстановке, и плач, как требование внимания проявляется всё реже.

И вот, после полугодового пребывания в ясельной группе, основная масса детей адаптирована, привыкла получать дозированное внимание взрослого, приучена к самостоятельности в обслуживании себя и в играх с предметами. И остаётся у нас только один вид плача – плач, когда что-то случилось. 

Это плач-сигнал, знак, способ немедленно привлечь непосредственное внимание взрослого. Этот плач означает, что либо ребёнок упал или ударился, либо у него что-то отобрали, или что-то сломалось, или кто-то обидел, или он что-то потерял… Этот плач – требование к взрослому восстановить справедливость, пожалеть, помочь найти, починить и т.п. Часто это даже не плач как таковой, а некое призывное громкое хныканье, изображение плача, которое исчезает, стоит взрослому обратить на ребёнка внимание. Завладев вниманием, ребёнок уже совершенно спокойно, по-деловому демонстрирует взрослому проблему, и ждёт решения. 

Не хотелось бы создавать впечатления, что в ясельной группе дети только и делают, что плачут. Но в начале учебного года, в период адаптации к детскому саду, этот способ взаимодействия детей со взрослыми действительно преобладает. Постепенно, по мере привыкания к новым условиям жизни, по мере развития речи и мышления детей, плач, как способ общения, сходит на нет. Дети приучаются выражать свои эмоции иначе – словами, жестами, мимикой. Да, по утрам ещё могут оставаться слёзы от расставания с мамой, но в течение дня у детей с воспитателем идёт деловое и дружеское общение, в котором слёзы – исчезающе малый элемент.